Неточные совпадения
Запах их всё сильнее и сильнее, определеннее и определеннее поражал ее, и вдруг ей вполне стало ясно, что один из них тут, за этою кочкой, в пяти шагах пред нею, и она
остановилась и замерла всем телом.
И те и другие считали его гордецом; и те и другие его уважали за его отличные, аристократические манеры, за слухи о его победах; за то, что он прекрасно одевался и всегда
останавливался в лучшем номере лучшей гостиницы; за то, что он вообще хорошо обедал, а однажды даже пообедал с Веллингтоном [Веллингтон Артур Уэлсли (1769–1852) — английский полководец и государственный деятель; в 1815 году при содействии прусской армии одержал победу над Наполеоном при Ватерлоо.] у Людовика-Филиппа; [Людовик-Филипп, Луи-Филипп — французский король (1830–1848); февральская революция 1848 года заставила Людовика-Филиппа отречься от престола и бежать в Англию, где он и умер.] за то, что он всюду возил с собою настоящий серебряный несессер и походную ванну; за то, что от него
пахло какими-то необыкновенными, удивительно «благородными» духами; за то, что он мастерски играл в вист и всегда проигрывал; наконец, его уважали также за его безукоризненную честность.
В щель, в глаза его бил воздух — противно теплый, насыщенный
запахом пота и пыли, шуршал куском обоев над головой Самгина. Глаза его прикованно
остановились на светлом круге воды в чане, — вода покрылась рябью, кольцо света, отраженного ею, дрожало, а темное пятно в центре казалось неподвижным и уже не углубленным, а выпуклым. Самгин смотрел на это пятно, ждал чего-то и соображал...
Она плакала и все более задыхалась, а Самгин чувствовал — ему тоже тесно и трудно дышать, как будто стены комнаты сдвигаются, выжимая воздух, оставляя только душные
запахи. И время тянулось так медленно, как будто хотело
остановиться. В духоте, в полутьме полубредовая речь Варвары становилась все тяжелее, прерывистей...
Среди этих домов люди, лошади, полицейские были мельче и незначительнее, чем в провинции, были тише и покорнее. Что-то рыбье, ныряющее заметил в них Клим, казалось, что все они судорожно искали, как бы поскорее вынырнуть из глубокого канала, полного водяной пылью и
запахом гниющего дерева. Небольшими группами люди
останавливались на секунды под фонарями, показывая друг другу из-под черных шляп и зонтиков желтые пятна своих физиономий.
Въехали в рощу тонкоствольной, свинцовой ольхи, в кислый
запах болота, гниющей листвы, под бричкой что-то хряснуло, она запрокинулась назад и набок, вытряхнув Самгина. Лошади тотчас
остановились. Самгин ударился локтем и плечом о землю, вскочил на ноги, сердито закричал...
Молодые мои спутники не очень, однако ж, смущались шумом; они
останавливались перед некоторыми работницами и ухитрялись как-то не только говорить между собою, но и слышать друг друга. Я хотел было что-то спросить у Кармена, но не слыхал и сам, что сказал. К этому еще вдобавок в зале разливался
запах какого-то масла, конечно табачного, довольно неприятный.
Рагожинские приехали одни, без детей, — детей у них было двое: мальчик и девочка, — и
остановились в лучшем номере лучшей гостиницы. Наталья Ивановна тотчас же поехала на старую квартиру матери, но, не найдя там брата и узнав от Аграфены Петровны, что он переехал в меблированные комнаты, поехала туда. Грязный служитель, встретив ее в темном, с тяжелым
запахом, днем освещавшемся коридоре, объявил ей, что князя нет дома.
Лес кончился, и опять потянулась сплошная гарь. Та к прошли мы с час. Вдруг Дерсу
остановился и сказал, что
пахнет дымом. Действительно, минут через 10 мы спустились к реке и тут увидели балаган и около него костер. Когда мы были от балагана в 100 шагах, из него выскочил человек с ружьем в руках. Это был удэгеец Янсели с реки Нахтоху. Он только что пришел с охоты и готовил себе обед. Котомка его лежала на земле, и к ней были прислонены палка, ружье и топор.
Как я ни нюхал воздух, никакого
запаха не ощущал. Дерсу осторожно двинулся вправо и вперед. Он часто
останавливался и принюхивался. Так прошли мы шагов полтораста. Вдруг что-то шарахнулось в сторону. Это была дикая свинья и с нею полугодовалый поросенок. Еще несколько кабанов бросилось врассыпную. Я выстрелил и уложил поросенка.
В отдаленье темнеют леса, сверкают пруды, желтеют деревни; жаворонки сотнями поднимаются, поют, падают стремглав, вытянув шейки торчат на глыбочках; грачи на дороге
останавливаются, глядят на вас, приникают к земле, дают вам проехать и, подпрыгнув раза два, тяжко отлетают в сторону; на горе, за оврагом, мужик
пашет; пегий жеребенок, с куцым хвостиком и взъерошенной гривкой, бежит на неверных ножках вслед за матерью: слышится его тонкое ржанье.
Изюбр
остановился и, закинув голову, делал носом гримасы, стараясь по
запаху узнать, где находится его противник.
Нечего делать, пришлось
остановиться здесь, благо в дровах не было недостатка. Море выбросило на берег много плавника, а солнце и ветер позаботились его просушить. Одно только было нехорошо: в лагуне вода имела солоноватый вкус и неприятный
запах. По пути я заметил на берегу моря каких-то куликов. Вместе с ними все время летал большой улит. Он имел белое брюшко, серовато-бурую с крапинками спину и темный клюв.
Но рядом с его светлой, веселой комнатой, обитой красными обоями с золотыми полосками, в которой не проходил дым сигар,
запах жженки и других… я хотел сказать — яств и питий, но
остановился, потому что из съестных припасов, кроме сыру, редко что было, — итак, рядом с ультрастуденческим приютом Огарева, где мы спорили целые ночи напролет, а иногда целые ночи кутили, делался у нас больше и больше любимым другой дом, в котором мы чуть ли не впервые научились уважать семейную жизнь.
В этой гостиной, на этом диване я ждал ее, прислушиваясь к стону больного и к брани пьяного слуги. Теперь все было так черно… Мрачно и смутно вспоминались мне, в похоронной обстановке, в
запахе ладана — слова, минуты, на которых я все же не мог нe
останавливаться без нежности.
Он всюду бросался; постучался даже в католическую церковь, но живая душа его отпрянула от мрачного полусвета, от сырого, могильного, тюремного
запаха ее безотрадных склепов. Оставив старый католицизм иезуитов и новый — Бюше, он принялся было за философию; ее холодные, неприветные сени отстращали его, и он на несколько лет
остановился на фурьеризме.
Специфический
запах конюшни смешивался с ароматом сухой травы и острым
запахом сыромятных ремней. Лошади тихо жевали, шурша добываемыми из-за решетки клочьями сена; когда дударь
останавливался для передышки, в конюшню явственно доносился шепот зеленых буков из сада. Петрик сидел, как очарованный, и слушал.
Лаврецкий вошел в комнату и опустился на стул; старик
остановился перед ним,
запахнув полы своего пестрого, дряхлого халата, ежась и жуя губами.
Она вышла на маленькую полянку,
остановилась и сказала: «Здесь непременно должны быть грузди, так и
пахнет груздями, — и вдруг закричала: — Ах, я наступила на них!» Мы с отцом хотели подойти к ней, но она не допустила нас близко, говоря, что это ее грузди, что она нашла их и что пусть мы ищем другой слой.
Возвращаясь домой с большим букетом, он, закрыв нос от
запаха, который наносило на него ветром,
остановился около кучки снесенных тел и долго смотрел на один страшный, безголовый труп, бывший ближе к нему.
Александров поспешной рысью побежал ему навстречу и
остановился как раз в ту минуту, когда Берди-Паша, легко соскочив со вспененной лошади, брал ее под уздцы.
Заплеванная лестница
пахла мышами, кошками, керосином и стиркой. Перед шестым этажом князь Василий Львович
остановился.
Вдруг повеял на меня сильный розовый
запах, я
остановился и увидал, что между двух солдат стоит прекрасный хрустальный флакон с розовым маслом.
По дороге в трактир он высмеивал меня и в трактире первые минуты все издевался надо мной, публикой и удушливыми
запахами. Когда шорник запел, он насмешливо улыбнулся и стал наливать пиво в стакан, но налил до половины и
остановился, сказав...
Темною ратью двигается лес навстречу нам. Крылатые ели — как большие птицы; березы — точно девушки. Кислый
запах болота течет по полю. Рядом со мною идет собака, высунув розовый язык,
останавливается и, принюхавшись, недоуменно качает лисьей головой.
Чёрный, железный червь, с рогом на голове и тремя огненными глазами, гремя металлом огромного тела, взвизгнул, быстро подполз к вокзалу,
остановился и злобно зашипел, наполняя воздух густым белым дыханием. Потный, горячий
запах ударил в лицо Климкова, перед глазами быстро замелькали чёрные суетливые фигурки людей.
Долинский
остановился, бережно взял со стола барахтавшегося на спинке жука и поднес его на ладони к открытой форточке. Жук дрыгнул своими пружинистыми ножками, широко расставил в стороны крылья, загудел и понесся. С надворья в лицо Долинскому
пахнула ароматная струя чрезмерно теплого воздуха; ласково шевельнула она его сухими волосами, как будто что-то шепнула на ухо и бесследно разлилась по комнате.
В это время подошел пассажирский поезд. Он на минуту
остановился; темные фигуры вышли на другом конце платформы и пошли куда-то в темноту вдоль полотна. Поезд двинулся далее. Свет из окон полз по платформе полосами. Какие-то китайские тени мелькали в окнах, проносились и исчезали. Из вагонов третьего класса несся заглушённый шум, обрывки песен, гармония. За поездом осталась полоска отвратительного аммиачного
запаха…
Дом был большой, двухэтажный. Алехин жил внизу, в двух комнатах со сводами и с маленькими окнами, где когда-то жили приказчики; тут была обстановка простая, и
пахло ржаным хлебом, дешевою водкой и сбруей. Наверху же, в парадных комнатах, он бывал редко, только когда приезжали гости. Ивана Иваныча и Буркина встретила в доме горничная, молодая женщина, такая красивая, что они оба разом
остановились и поглядели друг на друга.
Ипполит Сергеевич
остановился на границе этого светлого круга, испытывая неприятное чувство смутной тревоги, глядя на окна комнаты. Их было два; за ними и сумраке вечера рисовались тёмные силуэты деревьев. Он подошёл и растворил окна. Тогда комната наполнилась
запахом цветущей липы и вместе с ним влетел весёлый взрыв здорового грудного смеха.
Матрена Пушкарева, кухарка, сообщила
Паше, что потолок расписывал пленный француз в двенадцатом году, и почти каждое утро
Паша, входя в зал с веником и тряпками в руках,
останавливалась у дверей и, задрав голову вверх, серьезно рассматривала красочный узор потолка, покрытый пятнами сырости, трещинами и копотью ламп.
Заседатель говорил сиплым армейским басом, при звуках которого невольно вспоминается
запах рому и жуковского табаку. Глаза его, маленькие, полинявшие, но все еще довольно живые и бойкие, бегали между тем по сторонам, тревожно исследуя обстановку. Они
остановились на мне.
— Право, странно. Я знаю, бывает, что какой-нибудь особенный
запах, или предмет необыкновенной формы, или резкий мотив вызывают в памяти целую картину из давно пережитого. Я помню: умирал при мне человек; шарманщик-итальянец
остановился перед раскрытым окном, и в ту самую минуту, когда больной уже сказал свои последние бессвязные слова и, закинув голову, хрипел в агонии, раздался пошлый мотив из «Марты...
Он тихонько вошёл в сени,
остановился перед открытой дверью в горницу, где лежал больной и откуда несло тёплым, кислым
запахом.
За стеной послышалось дребезжание телеги. Мимо окна проехал четырехугольный ящик, который везла плохая, заморенная клячонка. Два арестанта вяло плелись сзади, шлепая «кеньгами» по грязи. Они
остановились невдалеке, открыли люк и так же вяло принялись за работу… Отвратительною вонью
пахнуло в наши разбитые окна, и она стала наполнять камеру…
В поле было жарко и тихо, как перед дождем. В лесу парило, и шел душистый тяжелый
запах от сосен и лиственного перегноя. Петр Михайлыч часто
останавливался и вытирал мокрый лоб. Он осмотрел свои озимые и яровые, обошел клеверное поле и раза два согнал на опушке куропатку с цыплятами; и все время он думал о том, что это невыносимое состояние не может продолжаться вечно и что надо его так или иначе кончить. Кончить как-нибудь глупо, дико, но непременно кончить.
Макар замолчал и, спрятав в кисет трубку,
запахнул на груди чекмень. Накрапывал дождь, ветер стал сильнее, море рокотало глухо и сердито. Один за другим к угасающему костру подходили кони и, осмотрев нас большими умными глазами, неподвижно
останавливались, окружая нас плотным кольцом.
Губернаторша вошла довольно величественно, распространив вокруг себя легкий
запах лондонских духов, и с официально-благосклонною снисходительностью
остановилась перед майором. От всей позы, от всей фигуры ее так и веяло губернаторшей, то есть в некотором роде правительницей, властью предержащею.
Ребротесов вдруг
остановился и задумался. Ему вспомнилась стерляжья уха, которую он ел в 1856 году в Троицкой лавре. Память об этой ухе была так вкусна, что воинский начальник почувствовал вдруг
запах рыбы, бессознательно пожевал и не заметил, как в калоши его набралась грязь.
Но вот, наконец, через час езды показался лесок, и оттуда донесся острый аромат апельсинов. Скоро коляска въехала в роскошную большую рощу апельсинных и лимонных деревьев; аромат от зеленых еще плодов и листвы сделался еще сильнее. Здесь
остановились и вышли погулять, но долго гулять не пришлось: у наших путешественников начинали болеть головы и от жары и от этого душистого
запаха, и они поторопились сесть в экипаж.
— Да ведь ежели ваше высокопреподобие отпустите отца Софрония, так я до самых Луповиц нигде не
остановлюсь и назад так же повезу. А в Луповицах из барского дома ходу ему нет, — сказал
Пахом. — Явите милость, Марья Ивановна крепко-накрепко приказала просить вас.
С час времени беседовал Фуркасов с Пахомом, наконец они расстались. Резвая кобылка с конюшни Луповицких быстро побежала в соседнее село Порошино. Там на поповке, возле кладбища, стояла ветхая избенка дьякона Мемнона Панфилова Ляпидариева. Возле нее
остановился Пахом Петрович.
У той избенки
остановился Пахом.
Послушайте, — сказала барыня решительным тоном,
останавливаясь перед
Пашей.
Лодка медленно проплыла несколько аршин, постепенно заворачивая вбок, и наконец
остановилась. Все притихли. Две волны ударились о берега, и поверхность реки замерла. С луга тянуло
запахом влажного сена, в Санине лаяли собаки. Где-то далеко заржала лошадь в ночном. Месяц слабо дрожал в синей воде, по поверхности реки расходились круги. Лодка повернула боком и совсем приблизилась к берегу. Дунул ветер и слабо зашелестел в осоке, где-то в траве вдруг забилась муха.
Я
остановился в Grand Hotel'e, где во время осады помещался госпиталь, и во всех коридорах стоял еще больничный
запах. Зато было дешево. Я платил за большую комнату всего 5 франков в сутки. Но через несколько дней я перебрался в меблированные комнаты тут же поблизости, на бульвар Капуцинов.
Туда гоняют пастись обывательских коров, по вечерам они возвращаются в облаке пыли, распространяя вокруг себя
запах молока,
останавливаются каждая у своих ворот и мычат протяжно.
Сани
остановились у кладбищенских ворот. Узелков и Шапкин вылезли из саней, вошли в ворота и направились по длинной, широкой аллее. Оголенные вишневые деревья и акации, серые кресты и памятники серебрились инеем. В каждой снежинке отражался ясный солнечный день.
Пахло, как вообще
пахнет на всех кладбищах: ладаном и свежевскопанной землей…
Карета
остановилась у бульвара. Палтусов вышел, запер дверку, прежде чем лакей соскочил с козел,
запахнул свою шубу и крикнул кучеру...
Номера, где он жил, считались дорогими и порядочными. Но нравы в них держались такие же, как и во всех прочих. Стояли тут около него две иностранки, принимавшие гостей… во всякое время. Обе нанимали помесячно нарядные квартирки. Жило три помещичьих семейства, водилась картежная игра,
останавливались заграничные немцы из коммивояжеров. Но подъезд и лестница, ливрея швейцара и половики держались в чистоте, не
пахло кухней, лакеи ходили во фраках, сливки к кофе давали непрокислые.